На самом деле - Александр Карнишин

Я сижу за длинным и узким, всего в две доски, верстаком, который сбоку вдоль стены тянется от угла до угла. На стену напротив наклеены картинки с полуголыми бабами. Какой-то оборванный старый календарь. Стоят по верстаку потрепанные мелкие ящички и коробочки с деталями. Яма темнеет сыростью посередине гаража. Из-под потолка тускло светит сороковаттка, спущенная на проводе в матерчатой обмотке. Пахнет маслом и бензином.

Мужики тянут ко мне стаканы, чокаются. Медленно, как нехотя, как из темноты в кино, проявляются лица. Вот это – Хохол? А ты – Пашка, что ли? А это… Сержант? Вот этот толстый, с пузом на коленях, с красной широкой мордой – наш сержант?

Я смотрю на свои руки, поросшие седоватым волосом. На левой руке не хватает фаланги указательного пальца. Я не помню, почему и когда. Чешется, зараза. Привычно чешу палец о потертые и промасленные штаны. Татуировка на правой – синее солнце встает над горизонтом. Это еще откуда? У меня – татуировки?

– Ты тут совсем очумел со своими мужиками, – кричит неприятным голосом из открытых ворот какая-то растрепанная женщина. – Все мозги уже пропил? Как за внучкой поедешь?

Как я за внучкой поеду? Как? За внучкой?

– Мария! Машенька! – кричат мужики. – Отлично сегодня выглядишь, бабуся! Садись с нами! За внучку, чтобы здоровая она у тебя всегда была!

Она деланно смущается, но видно, что «бабуся» ей нравится. Она, понимаю я, действительно хочет стать бабусей. Бабушкой. Внуков хочет нянчить и тетешкать. Давно уже хочет.

А я что же? Я-то хочу внуков?

Внучка… У меня внучка. Это же что, значит, у меня есть дети, выходит? Взрослые дети? Ну, в крайнем случае, как минимум один деть. Иначе – откуда бы тогда была внучка? Кто же у меня, интересно, сын или дочь? Как же быстро растут дети. А когда была свадьба? Кстати, а моя-то собственная свадьба – была она? Вот с этой вот… Как они говорят – Мария?

– Маш, – медленно выталкивают онемевшие губы. – Ты уж не сердись на старого. На меня теперь ругаться нельзя. Я теперь – дедушка. Не пацан какой, не салабон, в натуре.

– Ну, за деда с бабкой, – поднимается толстый сержант.

– Пля…, – плямкаю я губами. – Сержант, пля… Сколько всего тех банок тогда было?

– Две, а что? – удивляется он. – Я одну всего взял.

Половинка на половинку, серединка на серединку, значит? По-честному, выходит? А кто у меня половину жизни в этой самой банке утопил?

Я молча бью рукой со стаканом в красную сержантскую морду, а потом валюсь на грязный деревянный пол, прижатый мужиками.

– Все уже, все… Спокойно, Длинный. Руку, руку ему держи! Ишь, какой норовистый стал. Резкий какой. А помнишь, в армии-то был он спокойный-спокойный…

Голоса уплывают в темноту.

И все-таки эта вишневая была на спирте!

Синдром хронической усталости

Подвал – не лучшее место для встреч и переговоров. Отсутствие окон и дополнительных входов и выходов. Даже в простой квартире есть окна и есть балкон. А в старых – есть еще черный ход. В некоторых есть возможность подняться или спуститься по аварийной пожарной лестнице. А подвал – он и есть подвал. Никакой помощи тут не дождешься, если что.

– Постой лучше там, капитан! Я точно не знаю, как эта штука передается, так что ты лучше постой там, в уголке, – он не махнул правой рукой, в которой пистолет, а показал левой.

Пистолет, нацеленный точно в живот, даже не сдвинулся с линии прицела. Умелец, стрелок – видно сразу. Некоторые, если их разговорить, раззадорить, начинают обеими руками жестикулировать. тут бы его и брать. Этот же как будто на постоянном взводе. Не шагнешь, не тронешься с места.

– Садись там на стул, капитан. Да не дергай, не дергай. Я его к стене прибил. Специально, чтобы умники не пытались всякие свои специальные приемчики показывать. Ну, чего пришел? Переговорщик, да? Так давай, переговаривай, значит. Убеждай и так далее.

Из сидячего положения не рванешься вверх и в сторону. Или вперед и вниз, в колени. Стоя было бы даже лучше. Но тут не поспоришь. Сам сюда влез, сам теперь и вылезай, как сумеешь. И ждать легкую кавалерию в конце фильма не приходится. Это тебе не кино. Тут жизнь. Или смерть.

– Это у тебя девять миллиметров? – спокойно спросил капитан Воронин. – Надежная машинка. Только патронов в магазине маловато.

На такое некоторые могли бы задрать ствол кверху, показывая удлиненный спецмагазин. А этот даже не шелохнулся.

– Нормально. На тебя хватит. Даже с избытком.

– На меня – да. А потом? Все равно придется сдаваться. А не сдашься, так погибнешь. Не бывает преступлений без наказаний.

– Преступлений? Я, значит, преступник?

Он даже хохотнул. Так, напоказ, просто произнес:

– Ха-ха-ха.

– Какой-то мрачный смех у тебя, сержант.

– И не сержант… Я – в запасе. Давно.

Главное, что разговор пошел. Для переговорщика самым первым является: завязать разговор. Тогда можно понять мотивы. Можно попытаться как-то ослабить натянутые струны, перехватить управление, внушить безнадежность и бессмысленность… Лишь бы говорил. Время играет против него.

– Что, капитан, радуешься, что говорю с тобой? А я ведь не только говорил – я кричал. Писал во все инстанции. И что?

– Так тебя просто обидели? Не ответили?

– Какие обиды? На кого мне обижаться? Где теперь те люди? А на нелюдей обижаться бесполезно. Нелюдей надо отстреливать.

Похоже, какой-то параноидальный психоз. Мания преследования и еще куча всего вдобавок. Так все и бывает: находишь преступника, загоняешь в подвал, ловишь, тащишь в суд… А он – обычный псих. Только лечить.

– Телефон свой достань, капитан.

– Мы же договорились! – возмутился Воронин. – Без оружия и без средств связи. Вот я так и пришел – а у тебя пистолет.

– Да ладно тебе. Я его разбивать не собираюсь. И отнимать не буду. Просто достань и погляди на экран. Чтобы не было у нас с тобой недомолвок.

Ну, да. Взял с собой спецтелефон. Во-первых, чтобы запись постоянная велась, а во-вторых – маячок. Мало ли что. Так хоть место засекут.

Воронин, кряхтя для порядка, нагнулся, задрал штанину, отлепил липучку, вытащил из плоской кобуры маленький коробок. Щелкнул, глянул на экран, еще раз щелкнул. Потыкал в миниатюрные кнопки.

– Н-да… Экранируется?

– Ну, так. За дурака меня считал, что ли? Ни записи никакой сегодня не будет, ни сигнала. Но ты не дергайся, капитан. Если мы с тобой нормально поговорим, то уйдешь своими ногами. Мне тебя убивать пока смысла нету.

«Пока» он не выделял голосом. Произнес, как данность. скучно и серо.

– А потом, значит, будет смысл?

– Это уж как у нас с тобой покатит… Может, и смысл появится.

Псих. Самый натуральный псих. Нормальный человек на такое не пойдет и до такого не додумается. Ишь, что он себе придумал! Эпидемия у нас, говорит. Нашествие, говорит. Захват тел, говорит. Вот всегда я был против этих фантастических книг и фильмов. Понапишут всякого, понаснимают… Ладно там для врачей работы больше становится. А если, как сейчас? Сколько он уже «обезвредил»? Сам-то не говорит, а мы знаем только о тех, кого нашли по горячим следам. А ведь еще те, кто просто пропали. И те, кого он убил «аккуратно», если так можно выразиться. Подставил так, что человек мертв, а убийства вроде и нет. Все само собой произошло. Казалось бы. Теперь придется дела из архива доставать. Потому что, выходит, все же было преступление…

А этот гад говорит, что никаких преступлений. Что преступления – только если против человека. А если уже не человек, так и нет, выходит, преступления. Потому что закона такого нет, что нелюдей отстреливать нельзя.

И где теперь его искать? В этот раз он как-то сам вышел на Воронина. Нашел телефон, сам позвонил. Кстати, чем не псих? Как раз они – такие. Главное не просто зарезать, главное, чтобы все были в курсе. Чтобы боялись, чтобы знали. Чтобы восторгались – есть и такие любители.

Теперь вот отчет писать по следам встречи и переговоров. Да так, чтобы по отчету и психологи могли поработать, и поисковики-оперативника. И чтобы начальству было понятно.

Итак…

Синдром, значит. Постоянной усталости, значит.

Впервые он встретился с этой болезнью лет пять назад. Наверное, как раз тогда, когда ушел со службы. Видимо, скучно было – вот и голова сама и подкидывала темы. Вдруг выяснилось, что некоторые люди – их тогда еще было мало, но уже появились – болеют странной болезнью, даже уже вошедшей в медицинские справочники: синдромом постоянной или хронической усталости. Заинтересовался. У интереса было две стороны: он сам когда-то давно, до армии, пытался поступить в медицинский, а потом еще и вертелся в медицинской среде немало. Это раз, значит. А второе, он хоть и выслужил свое полностью, но возраст для пенсионера совсем небольшой. Мозги требовали пищи. Пищи и работы. Вот и работа: что за синдром такой? Чем вызван? Какие симптомы? От чего и как? Лечится ли?